Три часа между рейсами [сборник рассказов] - Фрэнсис Фицджеральд

— Это моя мама, — глухо произнес Бомар. — Она умерла. Прошу вас…

Ли Чаморо колебался лишь долю секунды, а затем плюнул на фото и пальцем растер изображенное лицо, превратив его в грязно-белую кляксу.

— Так-то лучше, — заключил он. — А это, надо полагать, отец. Да, я вижу сходство, тем приятнее будет его осквернить. Признаться, я думал, что твоим отцом был какой-то безымянный бродяга. А это… да это же Джин Харлоу[48] — как она попала в такую компанию? Ее мы пощадим, поскольку она явно не из твоих знакомых, ты просто купил ее фото. В жизни она на тебя и не взглянула бы.

— Повесить их обратно на стену, сэр? — спросил Финграсон, когда экзекуция над снимками завершилась.

— Разумеется, — сказал Ли Чаморо. — Позор должен быть публичным. Пусть все их знакомые говорят: «Эти двое очень любят обзывать девушек чувырлами. А вы видели, какие чувырлы украшают стены в их комнате?»

Он улыбнулся собственной шутке — улыбнулся впервые с момента своего появления в кампусе. Сверкающие точки в его зрачках вновь увеличились, когда он обратился к Бомару.

— К сожалению, законы не позволяют мне перерезать твою паршивую глотку. Впредь, завидев издали мою родственницу, мизз Эллу Ли Чаморо, перебегай на другую сторону улицы, чтобы ее не коснулась исходящая от тебя вонь.

Он в последний раз оглядел комнату.

— Выбрось цветы в окно, Фингарсон. Этой красоте не место среди тех, кто издевается над женщинами.

Прошло минуты три после того, как черный лимузин укатил прочь по аллее, посыпанной гравием, и лишь теперь в комнате наметилось какое-то движение. Бомар первым поднялся на ноги и, нетвердо ступая, обошел разгромленное жилище.

— Это черт знает что! — сказал он. — Черт знает что!

— Почему ты меня не поддержал? — спросил с пола Оутс. — Одному против такого бугая мне было никак не потянуть.

— Я был в отключке. И потом, китаез наверняка прятал в рукаве нож — ты же слышал, он собирался перерезать мне глотку.

— Что думаешь делать теперь?

— Пойду с жалобой к декану, вот что я сделаю. Это ж чистой воды разбой — врываться к людям, бить морды и уничтожать их собственность типа фотографий. Многие из этих снимков я уже не смогу восстановить.

Он ошеломленно уставился на стену с обезличенными фото.

— Проклятье, выглядят жутко. Надо бы их снять.

— Нам уже пора идти, — сказал Оутс. — И вот что я тебе скажу: лично от меня эта чувырла теперь схлопочет по полной!

Бомар покосился в сторону окна.

— Однако он обещал вернуться.

— Он этого не говорил.

— Нет, говорил.

— В следующий раз мы будем готовы к встрече.

— Ну еще бы.

Бомар осмотрел себя в зеркале.

— Ну и как я объясню девчонкам такой вид?

— Да какого черта! — простонал, наконец-то поднимаясь, Оутс. — Скажи им, что упал с лестницы.

Затянувшийся отъезд[49]

I

Мы беседовали о старинных замках Турени,[50] среди прочего помянув железную клетку, в которой Людовик XI шесть лет продержал кардинала Балю,[51] и прочие ужасы тамошних темниц. Мне довелось повидать несколько таких узилищ, представляющих собой просто сухие каменные колодцы глубиной тридцать-сорок футов, куда бросали людей, — и тем более нечего было ждать. Учитывая, что я страдаю клаустрофобией и тяжело переношу даже поездку в обычном купе спального вагона, темницы эти произвели на меня самое гнетущее впечатление. Посему я был рад, когда доктор начал рассказывать новую историю, вроде бы не имевшую ничего общего с мучениями средневековых узников в каменных мешках.

Итак, жила на свете молодая женщина — назовем ее миссис Кинг, и была она счастлива в браке. Семья их не знала нужды, Они с мужем очень любили друг друга, но случилось так, что после рождения второго ребенка миссис Кинг надолго впала в кому, по выходе из которой у нее обнаружились явные признаки шизофрении, или раздвоения личности. Эта ее мания, каким-то непостижимым образом связанная с Декларацией независимости, не имела отношения к окружающей реальности и ослабевала по мере того, как улучшалось ее физическое состояние. По прошествии десяти месяцев она почти поправилась и горела желанием поскорее вернуться в большой мир за стенами клиники.

Ей всего-то шел двадцать второй год, а во внешности и манерах еще сохранялось обаяние юности, что быстро сделало ее любимицей всего больничного персонала. Когда ее сочли достаточно окрепшей для — пока что пробной — поездки с мужем на курорт, это известие никого не оставило равнодушным. Одна из медсестер ездила с ней в Филадельфию за новым нарядом, другой сестре она поведала весьма романтическую историю знакомства с будущим супругом на отдыхе в Мексике, и все без исключения спешили поглядеть на двух ее малюток, когда их привозили в клинику. А сейчас они с мужем собрались на пять дней в Виргиния-Бич.[52]

Одно удовольствие было наблюдать за ее хлопотами перед поездкой: как она тщательно подбирает наряды, укладывает чемодан и весело занимается всякими немаловажными мелочами вроде перманентной завивки. За полчаса до назначенного срока она завершила сборы и отправилась с прощальными визитами к соседям по этажу — в бирюзовом платье и шляпке цвета апрельского неба, только что прояснившегося после ливня. Ее милое бледное личико — все еще с налетом тревоги и грусти, что нередко бывает после тяжелой болезни, — теперь сияло от радостного предвкушения.

— Мы там будем просто бездельничать, — делилась она своими планами. — Ни к чему большему я не стремлюсь. Три дня подряд вставать когда захочу и ложиться спать далеко за полночь. Куплю купальный костюм и буду заказывать в ресторане все, что душе угодно.

Когда подошло время отъезда, у миссис Кинг не хватило терпения дожидаться мужа в своей комнате, и она решила встретить его в нижнем холле. Проходя по коридору в сопровождении санитара с ее чемоданом, она прощально махала встречным пациентам, сожалея, что те не могут так же отправиться в чудесное путешествие. Главный врач вышел ее проводить и пожелал приятного отдыха; две медсестры под какими-то предлогами покинули свои посты, чтобы напоследок разделить ее радость — такую чистую и заразительную.

— Вам очень пойдет легкий загар, миссис Кинг.

— Не забудьте прислать нам открытку.

Примерно в те же минуты, когда миссис Кинг покидала свой этаж, автомобиль ее мужа столкнулся с грузовиком на пути из города к больнице; от полученных травм у него началось внутреннее кровотечение, и, по оценке врачей, жить ему оставалось лишь несколько часов. Эту новость сообщили по телефону в регистратуру на первом этаже клиники, отделенную только стеклянной перегородкой от холла, где прохаживалась в ожидании миссис Кинг. Опасаясь быть услышанной в холле, дежурная лишь коротко подтвердила в трубку прием сообщения и сразу же вызвала старшую медсестру. Узнав, в чем дело, та поспешила к врачу, который принял решение: пока мистер Кинг еще жив, ничего не говорить пациентке о случившемся, а только предупредить ее, что сегодня супруг приехать не сможет.

Это известие очень расстроило миссис Кинг.

— Я и сама понимаю, что глупо делать из этого трагедию, — говорила она. — В конце концов, что значит один день после стольких месяцев ожидания? Он ведь приедет завтра, так он сказал?

Старшая медсестра не нашлась с ответом и, кое-как замяв неловкую паузу, проводила пациентку до ее палаты. К ней приставили самую опытную и хладнокровную сиделку, наказав ей следить за тем, чтобы миссис Кинг до конца этого дня не общалась с другими пациентами и не читала вечерние газеты. А назавтра ситуация так или иначе прояснится.

Однако на следующее утро муж был все еще жив и ее по-прежнему держали в неведении. Незадолго до полудня одна из сестер, проходя по коридору, встретила миссис Кинг, одетую на выход, как накануне, и с чемоданом в руке.

— Вот-вот подъедет мой муж, — объяснила она. — Вчера его задержали дела, но он обещал быть сегодня в тот же час.

Сестра пошла вниз вместе с ней. Миссис Кинг разрешалось свободно перемещаться в пределах больницы, и сестра не могла просто увести ее обратно в палату, не дав никаких разъяснений, а открыть правду, противоречащую словам начальства, она не осмелилась. Выйдя вместе с пациенткой в холл, она украдкой подала знак дежурной в регистратуре, и та, по счастью, все правильно поняла. Меж тем миссис Кинг задержалась перед зеркалом и, в который раз оглядев свой наряд, заметила:

— Надо бы заказать с дюжину точно таких же шляпок, чтобы всегда чувствовать себя счастливой, как сегодня.

А когда через минуту в холле появилась старшая медсестра и приблизилась к ней с мрачным видом, она воскликнула: